В ту смену собралось около семидесяти детей из самых разных школ и театральных коллективов Карелии.
Примерно половина из них имела тот или иной опыт театральной самодеятельности, остальные – совсем новички.
Дальнейшие события, на наш взгляд, заслуживают особого внимания, поскольку представляются нам столь же невероятными, сколь и очевидными.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

НУЛЕВОЕ ЗАДАНИЕ: ЗНАКОМСТВО
Оно с первого же дня утвердило особый стиль жизни: добровольность участия во всех делах — стиль общей посильности, равномерности и равноправности

Наш лагерь стоял на берегу озера. Двухэтажный дом: никаких особенных удобств и комфорта, комнаты на 3—4 человека, у каждого своя кровать, своя тумбочка.

Как только дети распределились по кроватям и тумбочкам, их всех собрали в холле, чтобы объявить правила лагеря. Легко себе представить, что такое дети, только что приехавшие в лагерь: они же первый раз вышли в люди! На них смотрят, они других рассматривают. Все в ожидании, волнении. Кто-то уже успел в кого-то влюбиться, кто-то с кем-то поссориться. И вот они собрались: кто на полу, кто на табуретке сидит, кто стоит — одним словом, в такой хорошей тесноте.

…Наконец предоставили слово и мне как художественному руководителю смены. Я начала так:

— Ведь многие из нас действительно еще не знают друг друга. Ну так давайте знакомиться. Но не просто: вот я такая-то и вы меня будьте добры слушаться. А по-театральному. Вот я неизвестно кто, и вы неизвестно кто. Вот мы и начнем сейчас догадываться. Меня, например, зовут… — тут я выдержала паузу. — Имя мое такое же, как у Пушкина, отчество — по имени основателя северной столицы, а фамилия очень легкая — как у автора “Конька-Горбунка”.

Разумеется, многие тут же и догадались.

— Теперь, — говорю, — дайте и нам возможность догадаться, как зовут каждого из вас.

Одна девочка тут же сказала, что фамилия у нее от украинского слова, которым называют тех, кто делает бочки. Оказалось — Бондарева.

Ну вот и начались разговоры, хохот, интрига. Я поняла, что поезд тронулся и народ начал в эти загадки-отгадки вовлекаться.

…Следующий шаг был такой: “Теперь каждый загадает про то, как зовут сидящего рядом”. Каждый, конечно, расположился рядом со своими знакомыми, но загадывать-то приходилось тем, кто с ними незнаком. Вот вам и блеск ребячьих глаз, и неожиданность, и особая атмосфера.

Главное в работе с таким временным составом — предоставить возможность каждому человеку показать себя. В этом отличие от школы, где на ребенке может висеть груз прежних ролей. А тут я — неизвестно кто, и кто мы все — неизвестно.

Вот это самое первое (нулевое) задание, мне кажется, было очень важным моментом. Оно не только стимулировало в течение всех последующих дней дальнейшее взаимное знакомство, но и прямо с первого же дня утвердило особый стиль жизни: добровольность участия во всех делах. Стиль общей посильности, равномерности и равноправности.

…Ну а потом я хотела им еще какое-то задание дать, но подумав: урок у нас здесь, что ли? — вовремя остановилась и отпустила всех обустраиваться по палатам, получать постельное белье. Кураторы (вожатые, по одному на 3—4 комнаты) договаривались о дежурстве по комнатам и по столовой…

Не сразу утрясался быт, но что примечательно: командного ора и крика всю нашу театральную смену не было вообще.

КРУГИ ИМЕН И УЛИЦ
Замечательная вещь — эти круги. Они дают очень много и в вопросе добровольности, и в налаживании общения

Когда на обеде все собрались в столовой, кураторы прошлись по столам и сообщили, что после обеда 2-й сбор, уже на спортивной площадке, что справа от корпуса.

На спортивную площадку стеклась все та же толпа, что была в холле. Знакомые, конечно, жмутся к знакомым, стоят кучками, и, разумеется, этакое взаимное почесывание рогов.

И тут, значит, я говорю: “Встаньте в круг по алфавиту имен”(см. «Полукруг по алфавиту»).

— Как это по алфавиту имен? Мы же имен не знаем, — начали было некоторые, а мы с кураторами между тем уже сами среди них бегаем и ищем себе место в круге.

По алфавиту имен вставали долго. Ошибались: Т — в одном конце, а С — совершенно в другом. Это они про то, где “хвост”, где “голова”, не договорились. В общем, процедура была долгая. Но опять же таки больше смеха, чем недоумения: что, дескать, я тут вообще делаю и куда это меня толкают? Недовольство и бестолковщина довольно быстро рассосались.

Когда все наконец разобрались, новое задание: встать по алфавиту улиц. Этот второй круг возник, как и следовало ожидать, уже чуть быстрее.

Вообще-то в театральной педагогике известно, что подобные круги дают очень много и в вопросе добровольности, и в налаживании общения между собой. Замечательная вещь.

ИДЕЯ ВИЗИТОК
Нам было важно, чтобы на сцену вылезли все

Наконец началось первое объединение во временные рабочие группы. Использовали мы нашу всегдашнюю социо/игровую технологию: на первый-восьмой рассчитайсь! Первый, второй, третий, четвертый… Первые — шаг вперед, вот вы все и есть первая группа. Вторые — шаг вперед, вы вторая группа. И так далее.

Заметим, что первые пять дней (из двенадцати) составы были абсолютно сменные и с проживанием в палатах никак не связаны.

И вот когда все объединились по восьмеркам, было дано такое задание: каждый из участников группы (а таких групп оказалось восемь) вспоминает любое стихотворение, хоть детское: “В лесу родилась елочка” или “Наша Таня громко плачет” — все что угодно.

Когда в каждой команде наконец-то припомнили какие-то стихи, то было объявлено, что вот из всего этого к вечеру надо приготовить концертный номер.

Шестнадцать человек из одного театрального коллектива и четверо из другого готовы были прямо сейчас выступить со своими номерами. Но поскольку не все были с такими “визитными карточками”, то их показ мог разделить лагерь на две половины: играющие и неиграющие. А нам было невыгодно, чтобы кто-то сразу почувствовал себя зачисленным в категорию только зрителей или только актеров. Наша главная идея была в том, чтобы на сцену вылезли все!

И вот тут началась смешная штука. Некоторые восьмерки прямо тут же стали что-то репетировать, не обращая внимания ни на кого. Репетиции продолжались все послеобеденное время, поскольку тихого часа не было. А так как погода была хорошая и можно было купаться, играть в футбол-волейбол или как-то по-другому осваивать территорию, то мы немного паниковали: вдруг будут выступать не все, вдруг будут отказы? Кураторам было разрешено слегка помогать, что они тут же и начали делать.

ВСЕ ВОСЕМЬ ПОКАЗОВ
С разным уровнем энтузиазма, робости и шума

И вот после ужина все расселись в кинозале по своим восьмеркам. От каждой мы вызвали по посыльному, и те по считалочке определили очередность выступлений. Никто из посыльных об отказе не заявил, хоть на ужине до меня и доходили какие-то слухи типа “не знаем — не умеем — ничего не получится”. Стало быть, наш социо/игровой прием опять сработал на все сто.

И вот восьмерки по очереди стали выходить на сцену. Там большой зрительный зал с высокой сценой и ступеньками. Кресла стоят по стенам в два-три ряда, так чтобы посередине можно было плясать, играть или все что угодно.

Мы объявили, что представлять свои концертные номера можно и на сцене, и на полу зрительного зала, как хотят. И — о чудо! — все восьмерки вышли и что-то такое показали.

Номера исполнялись с разным уровнем энтузиазма, шума и активности. Многие — очень робко. Конечно, почти у половины команд была “Наша Таня”, но зато разыграно по-разному: то ее кто-то пихал в бок, кто-то рожицы строил и так далее.

В основном восьмерки выступали, стоя толпой. Когда один читал, другие в это время что-то там показывали: дергались, кривлялись. Зрелище довольно скромное (но ведь было сказано: как можешь), зато все вышли на сцену, никто никого не подвел.

Зрители на смешные моменты очень живо реагировали. Когда что-то нравилось, кричали: “Молодцы!” И, конечно, вопили, как теперь заведено на всех массовых модных представлениях.

ГАСТРОЛЬНЫЕ НОМЕРА
Это был такой специфический момент — и художественный, и педагогический

А после всех показов на сцену вышли те два театральных коллектива со своими гастрольными номерами. Сначала “Три музы” показали “Встречу нового учителя на уроке”. Под громкую фонограмму (из оперных арий Россини, Моцарта, Верди на итальянском и немецком языках, то есть слова были непонятны) юные актеры разыгрывали судьбу учителя в новом классе.

Второй коллектив показал пантомиму: два клоуна и девушка. Победитель и побежденный — этакий традиционный сюжет. Зрители опять поорали, похлопали — всем все понравилось.

После этого главный режиссер всего этого мероприятия, мой ассистент Владислав Виленович (который для всех был просто Владом) неожиданно сказал, что и он хочет показать свою “визитную карточку”. И начал наизусть читать Гомера — отрывок “У Циклопа” из “Одиссеи”.

И полчаса зал сидел, замерев. Слушали все. А текст этот такой сложный, и его так много. И сразу — как вам сказать? — у всех собравшихся как бы замерцало представление о каком-то новом, высоком уровне театрального искусства. Это был такой специфический момент — и художественный, и педагогический.

В конце — овации. Шквал аплодисментов.

И себя, и коллег-кураторов я поздравляла с первым столь удачно прошедшим днем. И было понятно, что с утра завтрашнего дня мы уже вплотную работаем над спектаклем. В ближайшие дни режим будет таким: утром читаем сказку — вечером смотрим показы.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ ВТОРОЙ

СБОР НА СТАДИОНЕ
Этот день был особенно красив решением проблемы опозданий

Итак, после завтрака весь лагерь собрался на стадионе. Зачем — дети не знали. А им должны были прочитать одну из сюжетных линий вариативной сказки Татьяны Ярыгиной “Цыпленок Солнышко”, чтобы вечером каждая из временных восьмерок показала свой вариант.

Этот день был особенно красив решением проблемы опозданий. В 10 часов сбор. Как вы понимаете, без пяти десять мы с Владом уже сидим на стадионе, готовые читать текст. Первые появляются без трех минут — остальные не чешутся. И вот начинаются этакие вольные разговоры: раз еще не все собрались, так давайте поболтаем.

Ровно в 10.00 “включаю машинку” — громко и размеренно начинаю считать: раз, два, три, четыре, пять… И так до того времени, пока очередной опоздавший, появившийся на горизонте, не подойдет и не сядет в наш круг. Пришедшие довольно скоро включаются в эту нехитрую игру. И вот мы уже все дружным хором ведем счет секунд для каждого из опоздавших…

Надо сказать, что для современных школьников это наиболее приемлемый (и в то же время весьма действенный) способ подогрева организованности. Ведь в своих дворовых играх они часто пользуются счетом: раз-два-три, замри! Что это такое — раз-два-три — они знают.

Ну вот наконец под эту нашу считалку-кричалку все собрались.

ТВОЕ МЕСТО В КРУГЕ
Когда перестают кричать про себя и начинают спрашивать про другого

Когда все были в сборе, начались так называемые круги: встать то по алфавиту улиц, то по номерам квартир, то по месяцу или числу рождения. Когда в первый круг встали, проверили: вроде все стоят правильно. А тут уже задание во второй круг вставать по другому принципу. Опять зашумели, зашебуршились. Путаница пошла с расчетом, ну и, как всегда, крик, ор — все-таки почти 70 человек. Но на стадионе места много, так что пожалуйста…

Конечно, иногда на них приходилось сердито так покрикивать, чтобы быстрее находили места. Иногда, наоборот, ласково, почти на ушко: ну что же вы тут встали? А иногда и шутливо:

— Сэр, почему вы сидите в углу?

— А жду, когда все встанут по своим местам, тогда и я пойду…

Во всем этом для меня главным была не столько тишина и порядок, сколько то, как быстро они перейдут к вопросам, когда они наконец перестанут кричать про себя и начнут спрашивать про другого. Для тренировки навыка совместной работы, без которого ни один спектакль не поставишь, это ой как существенно.

Ведь круг работает на что? На то, что я, имея какую-то свою информацию, начинаю искать ей место среди информации других людей. Моя информация не зависит от твоей, но по одному из условий мы можем стоять рядом. Например, если у тебя первая буква та же, что и у меня, то мы рядом. Но мы все ж таки чем-то отличаемся. Вот такие рабочие представления вводятся через задания, связанные с кругом.

ДРУЗЕЙ НЕ ЕДЯТ
Этот сюжет предстояло сыграть вечером

Потом поделились на новые восьмерки. Посмотрели друг на друга и группами сели слушать, что сегодня вечером нужно будет сыграть.

Но перед чтением мы назначили группу, которая будет выбирать сюжетные ходы сказки. Ею стала та восьмерка, которая сумела собраться самой первой (так мы поощряли расторопность, которая для театрального искусства имеет большущее значение).

Ну разумеется, восьмерка в своих выборах сюжетных ходов шла по самому предсказуемому пути. Дочитали до вопроса: “Пойдет ли цыпленок гулять?” — тут же решили — КОНЕЧНО, ДА! Дошли до выбора: “Будет ли он играть в прятки?” — РАЗУМЕЕТСЯ! И так на всех шагах сюжетного выбора.

И вот мы доехали до Лисы. Цыпленок убежал от Лисы. Друзей не едят — такой был финал при первой читке нашей вариативной сказки.

Вот этот сюжет вечером и надо было каждой восьмерке показывать.

ЧТО ДЕЛАТЬ С КУРАТОРАМИ?
А пусть наравне с другими покажут свой вариант

Когда мы с Владом еще только собирались в лагерь, нам не давала покоя вот какая проблема: с детьми-то мы как-нибудь справимся, худо-бедно, а играть будут, на сцену их — так или сяк — выведем. А вот что нам делать с кураторами? Вдруг каждый будет мнить себя заправским режиссером, на себя одеяло тянуть и иметь собственное бесценное представление, каким должен быть детский спектакль. К тому же мы ждали, что большинство кураторов будут составлять женщины.

Но руководитель проекта Елена Анатольевна Аккуратова нас успокоила: “Во-первых, в кураторы я пригласила в основном мужчин. Во-вторых, все они молоды и готовы не только детей учить, но и сами учиться. Поэтому-то и в лагерь едут, чтобы поднабраться ума-разума”.

Действительно, кураторами оказались люди от 18 до 30 лет, все более-менее играющие, с опытом работы в детских театральных коллективах и без амбиций. И поэтому для них представление о том, что такое работать на сцене, было связано не только с профессиональной радостью, но и с профессиональными проблемами…

А все это я рассказываю к тому, что на первом “педсовете” было принято решение, что вечером в числе других свой вариант покажут и кураторы. Для этого они до обеда и после полдника соберутся все на той же спортивной площадке для репетиции. Мне было важно “снять их с детей”, то есть сделать так, чтобы они не вмешивались в ход первых детских репетиции, чтобы дети почувствовали себя максимально самостоятельными.

А во-вторых, нам с Владом нужно было хоть как-то сориентироваться в их собственных предпочтениях и актерских школах.

До обеда все кураторы репетировали с Владом. А дети репетировали самостоятельно. Причем, как вы понимаете, был прочитан сюжет достаточно большой. Там и птичий двор, и сцена под лопухом, и лисья нора — в общем, и мест действия, и персонажей довольно много. Утром прочитали, а вечером уже спектакль надо играть.

После обеда я заглянула к кураторам на репетицию. Хотелось выяснить, какого же уровня их исполнительская культура, какие основные места нужно подправить, укрепить, что-то, может быть, снять, а что-то добавить. И выяснить, на что же в дальнейшем можно опираться.

ПРИЕМ ЛЕГКОГО ПОЖЕЛАНИЯ
Умерьте свои аппетиты, тогда у детей что-то да получится

Как только взрослые взялись играть детскую сказочку, начался этот поросячий писк, который тут же резанул мое ухо. Поэтому первую нашу встречу я посвятила реанимации их нормальных человеческих голосов. Ведь не обязательно же, если я махонький цыпленок или лисенок какой-нибудь, так сразу переходить на писк. А тут все — даже дятлы и те пищат.

Пришлось повозиться. Ну естественно, оттого, что я им сказала, что так не надо делать, толку было не очень много. На вечернем выступлении некоторые кураторы все еще пищали по-прежнему. Но сама тенденция к возврату человеческих голосов уже наметилась.

Подчеркну, что с кураторами я не вела занятие в полном смысле слова. Я зашла на репетицию как бы только на минуточку. Подкинула пару советиков и ушла. Мне важно было дать им пример этого методического приема — легкого касания, легкого совета, пожелания. Чтобы они потом сами на репетициях не садились детям на шею, а давали совет и отходили в сторону…

И вот что интересно. На третий или четвертый день Лена Аккуратова рассказывает, что подбегают к ней три куратора (выпускники ее театра “Три музы”) и говорят: “Елена Анатольевна, вот мы с ними работаем, а они делать ничего не хотят. Мы их тянем, а они никак не хотят работать”.

Я Лену спрашиваю: “Ну и что же вы этим кураторам сказали?” И она отвечает: “То же, что и вы нам говорили: перестаньте на них давить, и они все сами сделают. Вы же хотите, чтобы они делали так, как вы им говорите, а вы перестаньте этого хотеть — тогда что-то да получится”.

Ох, как я тогда порадовалась. Ведь действительно, когда старшие свои собственные желания и представления о том, как и что должно быть, умеряют, то многие проблемы как-то сами по себе незаметно рассеиваются.

ВОСЕМЬ ВЕРСИЙ ОДНОГО СЮЖЕТА
И все разные, и куча великолепных находок!

Вечером собрались, и началось выступление… Что значит доверять детям! В первом же показе было полно великолепных находок. Девочка маленькая встала на четвереньки и накрылась белой простыней — получилось яичко. В первый раз — и уже такой подарок! Уж не говоря о том, как лисенок падал в яму, как лиса по-хищному смотрела, как ежик с ней разговаривал. А как они кувыркались! Они максимально использовали пространство: то по авансцене, то по зрительному залу ползали и прыгали, то падали со сцены, то катились по ступенькам.

Одна восьмерка куриный двор делала на полу зрительного зала, а другие сцены играла, забравшись на сцену. Декораций не было. Лопух они, например, изображали руками. Не было и костюмов, разве что простыня.

Ну, в общем, это было настолько замечательное детское творчество! Причем такое живое-живое…

Как особо талантливые для меня лично пока никакие дети не отметились. Кстати, в самый первый день, когда показывали визитки, одна девочка сказала: а я хочу попеть. В коротеньких штанишках, сверху символическая маечка и с босыми ногами — прыг на сцену и запела громким голосом. Да еще на иностранном языке! Тогда я охнула. Думаю: эта девица нам даст жару. Раскованность, помноженная на простоту, — это гремучая смесь. И вот ее работу я, естественно, смотрела особо внимательно. Но деловые качества у нее оказались вполне крепкими. Она занималась делом, и занималась довольно активно.

Восемь раз мы смотрели разные версии одного сюжета. Смотрели, как по-разному группы решали сюжетные проблемы. И, конечно, был писк. Пищали все напропалую. Но чтобы уж чересчур наигрывать — такого не было.

Подчеркну, что за весь день никто не приходил уточнять текст: что запомнили, то и играли.

РАЗОБЛАЧЕНИЕ НАИГРЫША
О том, что не надо зрителя держать за дурака

А потом свою работу показывали кураторы. Они тоже были без костюмов. Просто они начали кудахтать, ходить, смотреть и клевать. В зале же начался такой восторг, такой хохот, что, как потом признавались сами кураторы, они всем этим были так оглушены, что вообще забыли, что нужно делать дальше. Они забыли слова, перепутали мизансцену. Превратившись в кур, некоторые даже забыли, кто будет играть цыпленка.

Конечно, на репетиции они поработали: кто-то учел замечания Влада, кто-то — мои советы. И у них были свои интересные находки. Но был у них и откровенный наигрыш. Если у детей был всего лишь некоторый форсаж (не такой уж и большой — все они маленькие, легкие), то у кураторов — махровый наигрыш. Как никак взрослые актеры играют!

В конце я беру заключительное слово. Хотя трудно было выбирать лучшую работу (столько было всего хорошего), но мы все же решили, что лидирует восьмерка, которая показывала куриный двор прямо в зрительном зале. Поэтому новый ход пьесы завтра будет выбирать она.

Ну а потом я у всего зала спрашиваю: “А откуда наигрыш берется, как вы думаете?” Я практически каждый раз после вечерних показов выступала. Или давала какое-нибудь задание по актерской технике. На пять минут сразу всему залу. Так сказать, сеяла театральную культуру.

В тот первый раз я решила, что надо по-крупному наехать на наигрыш и писклявый голос. Если ты веришь, что зритель у тебя умный, то ты не будешь наигрывать — зритель и так все поймет. Ты же сам зритель, ты же не любишь, когда тебе нарочно кривляются и представляют. Так не надо зрителя считать за дурака и разжевывать ему свою мысль, доводя ее до кривляния. На сцене лучше вести себя по правде.

Кураторы поняли, что это наезд на них, и вечером мне об этом сказали. Пришлось их несколько успокоить: “Ну нет, почему про вас? Про всех”. И помогло. Вот ведь как: если все вместе и добровольно, то не получается таких глубоких ран, которыми надо специально заниматься.

Итак, заканчивался замечательный второй день. Подводя итог детских показов, я обнаружила, что практически во всех отсутствовал финал. А финал должен быть и у спектакля, и у каждой сцены. И вообще это в театральную культуру входит — что такое играть финал. Поэтому с кураторами было решено, что утром мы займемся финалами.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

ПРОБЛЕМА ФИНАЛА
Что же предложат дети?

Утром третьего дня все собрались на стадионе. Сделали для разминки круг и объединились в новые группы по 5—6 человек. Затем каждой группе нужно было вспомнить финал варианта, который вчера показывали на вечернем просмотре: друзья поиграли-побегали, солнышко зашло, пора расходиться, и Цыпленок побежал к себе домой, а Лисенок — к себе. Так вот, как же сделать этот финал?

Обычно финал спектакля выстраивает режиссер. И, как правило, с финалами всегда возникают проблемы. Действительно, вот два друга вместе играли-играли, бегали-бегали — и до свидания! Как же это придумать? И мы решили: что ж самим-то выдумывать! Интересно, что предложат дети? И опять выяснилось, что дай только детям возможность самостоятельно поработать, как результаты не заставят себя ждать…

Группы разошлись по разным углам стадиона и начали готовиться. Причем так получилось, что одна группа оказалась сплошь мальчишечьей. Стоим мы с кураторами кучкой в середине стадиона, и я им говорю: может быть, за той группой мальчиков надо посмотреть? Они разлягутся сейчас где-нибудь под деревом и будут лежать. И тогда один из кураторов пошел к ним. Так они его прогнали! Сказали: уйдите, мы ВСЁ сами сделаем.

Так что кураторы вместе со мной слонялись в центре стадиона. Мы в детские репетиции не вмешивались, а если кому-то и давали советы, то не в лоб, а по касательной.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ
Про то, как зрители бегали от канавки к лопухам, а от лопухов к елкам

Отличительной особенностью третьего дня было то, что в детских показах впервые значимым оказалось место действия. Одно и то же действие группы разворачивали в совершенно разных местах. Были использованы и елки, и канавка, и песчаная прогалина, и заросли лопуха. А мальчишки нашли в конце стадиона старенький шалаш и, поставив зрителей вокруг, играли свой вариант именно в нем.

Те, кто был уже готов, кричали: “Мы готовы!” — и туда сбегались все свободные зрители. Только успевали отсмотреть один вариант, как из другого конца стадиона доносилось: и мы готовы! И через все поле — туда.

От места к месту команда зрителей все время увеличивалась. И каждый раз зрителям приходилось побегать. Так что работа была в буквальном смысле слова напряженной.

После каждого показа хлопали в ладоши, благодарили. Как вы сами понимаете, изюминка наша заключалась в том, что это не исполнители приходят тебя, зрителя, развлекать, а ты сам прибегаешь посмотреть на их находки, подивиться их талантливости. Увидишь — так увидишь. Не увидишь — так не увидишь.

СОВЕТЫ ИСПОЛНИТЕЛЯМ
Но не главного режиссера, а самих исполнителей друг другу

В этот день мы впервые ввели “советы исполнителям”. Если группа посмотрела работу другой группы, то она может давать советы и делать разные замечания. Ну естественно, все друг другу что-то советовали.

Вот если бы ты не все время вокруг елки бегал, а немножко под елкой посидел… Или не стоял бы спиной к зрителям. Или не загораживал бы партнера. Или громче бы с ним разговаривал… Советы были и по мизансценам, и по достоверности игры. Настоящие канавы и лопухи задавали тон. Все можно было делать по-настоящему: и спрятаться как следует, и тучу на небе увидеть!

На кураторов большое впечатление произвело, что дети в своей игре выдерживали соревнование с натуральной природой. То есть достоверно играющий ребенок около натуральной елки — это вполне реальная эстетическая ситуация. Диссонанс возникал, когда исполнитель начинал кривляться. А вот когда он на самом деле играл в прятки, на самом деле разговаривал (то есть не пищал, а на самом деле спрашивал и интересовался; не делал вид, что отвечает, а на самом деле отвечал), то зрителям смотреть на него было одно удовольствие.

Из всех работ особо выделялся вариант Наташи. Она играла Лисенка, который хоть и был маленьким, но уже — хищником! Им он оставался даже во время игры с другом в прятки. В прятки достоверно играли многие. Наташе же удалось показать, как играет-забавляется будущий хищник.

ОСТАЛАСЬ ОДНА МИНУТА!
Про то, как Влад разобрался со временем

Времени на подготовку и показы ушло с полчаса. Ведь все происходит моментально. Им только дай задание, как они тебе его уже готовы показывать.

Влад, правда, сначала объявил, что на подготовку дается 15 минут. Я охнула: им же нечего будет делать в эти самые бесконечные 15 минут! И начнут они тогда под елками лежать, или уйдут загорать, или играть в футбол. Все это я Владу высказала, и он через полторы минуты схулиганил: взял и объявил, что осталось всего две минуты! Тут же все лихорадочно бросились репетировать. Еще через какое-то время Влад кричит: осталась одна минута!..

Так он по-хулигански свою педагогическую оплошность исправил.

ЛЮБОЙ ВАРИАНТ, ЛЮБОЙ ЭПИЗОД
Мы: интересно, а какие эпизоды им интересны?

Они: интересно, а как бы я сыграл эпизод другой группы?

Ну а потом весь лагерь уселся тесной кучкой на скамеечки, и началась читка. Теперь уже все хотели послушать, а что будет, если выбрать по-другому: “А давайте еще один вариант прочитаем! Сейчас мы выбрали вариант, когда Цыпленок пошел в комнату. В результате он оказался в клетке. А если бы он пошел во двор?”

Таким образом, мы услышали две новые концовки. А на вечер было дано задание показать любой эпизод. Теперь уже не связную историю, а всего лишь эпизод. Притом любой. Нам было важно узнать, какие эпизоды у них в голове укладываются, какие эпизоды представляются им интересными.

Можно себе представить, какие споры друг с другом им пришлось выдержать. Один выбор эпизода мог привести к скандалу, а тут еще и представление о выборе разных мест действия появилось…

Были эпизоды и в клетке, и в гнезде, и с Вороной, и с Кариком… Много было самых разных вариантов и постановочных решений. Конечно, разнообразие и выдумка поражали: где на динамики влезали, где по стульям носились, где под стол залезали. Творческий запал зажигал и исполнительское мастерство.

На этом вечернем показе мы организовали выход команды на команду с замечаниями и соображениями. Если утром на стадионе они, играя один и тот же эпизод, обогащались тем, что сравнивали свой вариант с вариантом чужим, то это были одни советы. А вот вечером, когда они играли уже разные эпизоды, и характер советов уже был другим. Каждый зритель мог более абстрагированно смотреть, как решался тот или иной сюжет, и попридумывать, а как этот эпизод он решил бы сам.

Этот поворот в их зрительских отношениях к увиденному для нас был педагогически очень важен, а для них — эстетически полезен.

БУТЫЛОЧНОЕ ОЗЕРО
Про то, как возникло одно режиссерское решение

Уточню, что первые пять дней работа над спектаклем сводилась к тому, что все были заняты эскизами к сказке. Сначала мы смотрим эскизы одного и того же сюжета. Потом эскизы на одну и ту же тему (утренние показы на стадионе). Наконец, эскизы на темы разные.

И вот замечательно, что на вечернем показе следующего дня одна из команд дружно заявила: “А наш показ будет не в зале. Всем надо идти на озеро”. И все мы пошли на озеро. Там был эпизод с тонущим Цыпленком. И все были потрясены тем, что мальчик, довольно достоверно взвизгнув “То-ну-у-у!”, на глазах у всех в самом деле ушел под воду.

В это время из кустов пулей вылетел пес Буль. Он действительно бежал спасать тонущего! Мы ахнули: вот это мобилизация! А поскольку вчера я им чуть-чуть рассказала про мобилизацию, то тут все поняли, что она может выглядеть вот так шикарно. И еще всем стало понятно, что сыграть в спектакле “тону” — штука трудная.

А вот группа, которая показывала эпизод с лягушками, тоже связанный с водой, озеро устроила на сцене. Они придумали из бутылок брызгаться. Стоят лягушки, друг перед другом дрыгаются в стиле рэпа и поливают все вокруг из своих пузатых бутылок. Получилось очень интересно. И тогда возникло решение, что в нашем спектакле озеро будет не настоящее, а бутылочное.

Ну и, конечно, все поняли, что каждый замечательно сыгранный этюд войдет в спектакль.

ОЦЕНКА ФАКТА
О деликатесах исполнительского искусства

После вечерних показов я устраивала коротенькие пятиминутные сообщения по технологии актерского мастерства. Именно тогда дети впервые услышали такие актерские термины, как мобилизация, вес. А для того чтобы разворачивался в этюде сюжет, совершенно необходимо было дать детям представление об оценках — так в актерской профессии именуются моменты удивления и стопов.

Дети, более грамотные или чуткие, сразу схватили суть дела. Но, конечно, мое объяснение сработало не для всех. Не все выделяют в поведении людей эти едва приметные моменты, не все осознают их огромную значимость, и уж, конечно, никто не привык о них что-либо говорить или как-то эту проблему обсуждать.

Вот я и предложила ребятам вспомнить, когда нечто подобное оценке им в их этюдах попадалось. Кто вспомнит, тому нужно было выйти ко мне в центр зала. Человек 5—6 сразу же сорвались с места и понеслись ко мне…

И вот здесь-то впервые и засветились дети, особо одаренные к актерской профессии. Для них этот профессиональный разговор о “деликатесах” исполнительского искусства оказался желанным, азартным, интересным. Не потому, что мы их в этом тренировали или чему-то подобному учили. Вовсе нет. Они сами по себе на эту проблему уже каким-то образом почти вышли и поэтому с легкостью и вспоминали о своих удачах и промахах, связанных с актерской оценкой факта.

Конечно, их рассказы были не очень точны, конечно, они путались и ошибались. Смену мобилизации — сердцевину оценки — они иногда путали с чем-то другим (например, со сменой в пристройке). Но это не так важно было. Главное, что все они бросились рассказывать о некоей смене, которая для них обнаружилась в ходе исполнения того или иного эпизода.

А путались они чаще всего в том, когда опасность увеличивалась, с тем, когда персонаж огорчался. А эти вещи для актерского искусства при всей схожести все-таки разные: огорчился ли мой персонаж или он понимает, что вокруг него сгущается какая-то опасность?

И даже то, что дети в этом путались, было замечательным подтверждением их природной чуткости к нюансам человеческого поведения.

На мой взгляд, коллективный рывок в мастерстве, который в этот день явно стал очевидным для очень многих, был тщательно подготовлен всем предшествующим.

И в первый день, когда они читали детские стихи, и во второй день, когда многие старательно пищали, изображая из себя цыпленка.

И, наконец, сегодня: и работа над концовкой, и выбор разных мест действия, и курс на достоверность и естественность, и даже на художественное сочетание этой достоверности с условностью формы (лягушата с рэпом и бутылками). Все вместе это складывалось в заявку на некую эстетическую целостность. Котлетка обещала быть съедобной.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

ПРОФИЛАКТИКА ПРЕМЬЕРСТВА
Пожми руку тому, кто больше всех понравился

На утреннем занятии мы попросили выйти на середину всех Цыплят. Мальчики и девочки, которым удалось за эти дни в своих группах (напомню, что они каждый день были пока сменными) сыграть героя сказки, собрались в центре зала. Теперь каждому нужно было вспомнить, чья роль ему больше всего запомнилась. А вспомнив, подойти и поблагодарить (пожать руку) за незабываемость впечатлений.

И тут все побежали кто куда: одни в центр, другие из него. Кто спешил поблагодарить Буля, кто Лису, кто Клумбу (был у нас такой не предусмотренный в сказке коллективный персонаж). Кто-то, конечно, благодарил того или иного Цыпленка. И детям как-то стало очевидно, что все дело не в центральном герое, а в исполнении: большие роли не всегда оказывались главными или самыми запоминающимися.

Так мы сняли в нашем лагере проблему премьерства, коварно подтачивающую и разрушающую рабочий настрой во многих детских театральных коллективах.

МАСТЕРСКИЕ ПО ИНТЕРЕСАМ
А купаться — по договоренности

К этому времени выяснилось, что человек десять в лагере захотели читать “Одиссею” — мастерства поднабраться. Поэтому Влад стал с желающими после обеда заниматься лепкой фразы.

И остальные тоже по кураторам разбились. Одна из кураторов с желающими занималась аэробикой. Другая — эстрадным вокалом. Влад — сценической речью. И, наконец, еще один куратор — спортом (они в футбол играли). В общем, каждый день одновременно работали четыре кружка, и каждый ходил кто куда хотел.

Все это было после обеда до полдника. А с полдника до ужина все по группам репетируют. С утра до обеда мы читаем. Потом с обеда до полдника — кружки. А потом репетиция и вечером показы.

Купаться и ходить в лес можно было всегда. Но по договоренности с кураторами.

ЭСКИЗЫ НЕЗАУЧЕННЫЕ И НЕЗАМУЧЕННЫЕ
И восхищение друг другом без устали и лукавства

Большим открытием и творческим достижением одного из показов была “Клумба”. Здесь появилось то, чего не было в тексте сказки.

Стоит себе клумба из красивых цветов, пчелки, а у пчелок “отношения” с цветами — целуются, жужжат, а цветочки качаются. И только потом приходят Буль с Цыпленком, и из их разговора выяснится, что же такое красота.

Белка с шишками (премьерный показ)

Это было потрясающе. Это было настолько сильно. Восторг полный был. И хохот. И я, честно говоря, не на сто процентов уверена, что абсолютно все придумали дети. Я могу предположить, что это им кто-то из кураторов подсказал. Это все-таки взрослый заход. Но не отрепетированный-заученный-замученный. А эскиз такой. Задание.

А еще как особо выдающийся вспоминается эпизод с белкой. Для меня он был особым потому, что четко обозначил начало нового этапа — наигрыш практически у всех кончился, и активность пошла вширь.

Помнится, в тот день я им рассказала про пристройку сверху и снизу. Походили по залу в разных пристройках. Тоже посмеялись. Ну и опять: кто хочет, тот берет. И опять одаренные детки сразу стали выделяться на общем фоне своей заинтересованностью.

И так мы день за днем друг другу эскизы показывали. И восхищались без лукавства и устали.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

СЦЕНАРИЙ УТРЯСАЛСЯ
А проблема авторского текста решалась в ходе репетиций

День начался на стадионе, как всегда, с круга — это был уже некий обязательный разминочный ритуал. Потом дочитывали оставшийся текст сказки. Чтобы вечером сыграть. В ту читку у исполнителей в первый раз возникли проблемы с песнями и знанием текста.

Проблема авторского текста решалась в ходе репетиций. Дети наконец-то сообразили, что нельзя только прямой речью обходиться, что эта сказка написана не как пьеса и что тут авторские слова очень дорогие. И многие начинали произносить их как озвучивание мотивации. И делали это тоже очень по-разному. Иногда сам исполнитель произносил: “И тут Цыпленок подумал…” — а иногда другие персонажи.

Читка подходила к концу, и мы практически составили окончательный сценарий спектакля, наметили те 12 эпизодов, которые войдут в представление, и разбили эти эпизоды на четыре группы: А, Б, В и Г. Состав групп определен еще не был. Он утрясался кураторами вечером. В каждую группу вошло человек по 15—17.

А еще в этот день прошел День Нептуна. Это для них был такой восторг!

СТРАТЕГИЯ ОТСУТСТВИЯ
Укромных уголков у меня становилось все меньше

Здесь нужно несколько слов сказать и о специфической роли художественного руководителя проекта, кем я и являлась. Я была самой старшей — и по возрасту, и по положению (только меня в лагере звали по имени-отчеству, всех остальных — по именам).

И вот для этой самой роли старшего мне всегда нужно было держать некую отстраненность. Мне всегда хотелось и поработать, и порепетировать. И я сама частенько была готова от восторга прыгать чуть ли не через веревочку. А тут надо держать лицо! Но самым для меня трудным было всегда и везде… отсутствовать! И особенно трудно — прямо-таки физически — мне приходилось, когда кругом шли репетиции. Ноги так и несли побежать посмотреть и одну группу, и другую.

Вот, например, уйду подальше от всех, на берег озера, и сижу лицом к воде. А через какое-то время в мой укромный уголок приходит одна из групп, и у меня за спиной начинает репетировать. Ну, я, естественно, начинаю прислушиваться. И бывает, не выдерживаю и вмешиваюсь:

— Ну здесь же самое главное в том, что Буль только что бежал за котом и был враждебен, а тут вдруг про цветы и про красоту начал разговаривать. Это же вещи разные!

— Угу, — соглашаются они и продолжают гнуть свою линию. Причем, я смотрю, работают прямо с полпинка, как профессиональные артисты. “Ну давай еще повторим!” — как бы примериваются. Но это не означает, что вечером они не сыграют совершенно по-другому. Вот и получается, что изюминка нашей методики заключалась в том, что мы дали возможность детям друг с другом нарепетироваться (хотя в последние дни их репетиции проходили и под руководством кураторов тоже).

Так вот, о моих укромных уголках. С каждым днем их становилось все меньше и меньше, и приходилось уходить все дальше и дальше. Чтобы не наткнуться на репетирующих. Зачем же мне им на глаза попадаться? Я что, контролирую их или присматриваю за ними? Что я тут делаю, зачем хожу? Объяснять? Я считаю, что нельзя. Это концептуально.

В конце концов пришлось мне укрываться в своей комнате и, лежа на кровати, читать. Поэтому как ни зайдет начальник лагеря что-нибудь мне сообщить, я все на кровати с книжкой. Вот он после смены меня и спрашивает: “Вы, кажется, хорошо отдохнули здесь, Александра Петровна?” А мне кажется, что я там все время работала: боролась со своим желанием вмешаться, объяснить и помочь.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ ШЕСТОЙ,
СЕДЬМОЙ, ВОСЬМОЙ
И ДЕВЯТЫЙ

ГРУППЫ НАЗВАНЫ,
ЭПИЗОДЫ РАСПРЕДЕЛЕНЫ
Просмотры по видаку: смотрим все, а свои сцены — во все глаза

Итак, на шестой день мы собрали всех на сцене в кинозале и зачли списки: “Вот группа А, у вас куратор такой-то. Все понятно? Спускайтесь со сцены вниз. Вот группа Б, у вас куратор такой-то. Спускайтесь в зал. Вот группы В и Г, у вас кураторы такие-то…”

Видали бы вы, как все туда-сюда забегали, и вниз спустились, и куратора нашли.

И у Влада узнали, какие именно эпизоды играет их группа.

После этого желающим можно было идти смотреть по видаку все, что было отснято на видеокамеру за эти дни. А снималось много: и то, что по утрам на стадионе происходило, и то, что по вечерам в зале.

И как они нацеленно смотреть эскизы-то побежали! Вот, например, группе достался такой-то эпизод. Может, они его уже играли, может, нет, но в любом случае они могут посмотреть и вспомнить, как его играли другие.

Мы специально устроили просмотр только после того, как все узнали, что именно они будут играть. То есть если наша группа будет играть “Клумбу”, то мы с особым вниманием будем смотреть, как другие играли эпизоды с этой самой “Клумбой”. Если же знали, что мы будем играть “Квака”, то мы особо внимательно будем отсматривать все варианты “Квака”. Вообще-то мы смотрим все, но “Квака” —во все глаза. А потом у всех же по три эпизода. У каждой группы, например, есть массовый эпизод — “Курятник”. Поэтому все, что касается курятника, смотрят все и тоже во все глаза.

Потом, посмотрев все показы и репетиции, они сказали, что теперь хотят смотреть День Нептуна. Это уж было максимальное удовольствие для них, потому что они видели себя такими красивыми, такими голыми, такими смешными, такими измученными. Они и в остальные дни специально всячески выкраивали время, чтобы, забежав в кинозал, еще разик посмотреть фрагменты из Дня Нептуна.

Получалось, что при желании ребенок мог быть все время занят, а при нежелании мог быть свободен, и при этом никто на него не давил, не кричал и пальцем не тыкал.

ПОСЛЕДНИЕ РЕПЕТИЦИИ
Как бы не наехать тяжелой артиллериейна детские идеи и замыслы

Когда группы были названы и эпизоды распределены, то следующие три дня — 7, 8, 9-й — были для меня сплошным кошмаром. За три дня каждая группа должна была с режиссером сделать все свои эпизоды. А их у каждой группы было по три. Получилось так, что на эпизод приходилось всего по одной репетиции

с режиссером, и могла она длиться всего только час. Все остальное время — самостоятельные репетиции или с кураторами.

Итак, Влад мог репетировать всего по два эпизода утром и по два эпизода вечером. Что такое репетиция с Владом? Группа вызывается к нему: вспоминают, пробуют, советуют. А в это и в другое свободное время все другие группы

со своими кураторами где-то там свои эпизоды оттачивают.

Кошмар же заключался в том, что в эти дни я была буквально вынуждена приковывать себя к постели. Не могу я пойти ни туда, ни сюда, а все потому, чтобы случайно не наехать своей тяжелой артиллерией ни на их самостоятельные репетиции, ни на репетиции кураторские, одним словом — на какие-нибудь их собственные идеи и замыслы.

Этот ужас продолжался три дня. Три дня все как заводные репетировали по разным углам свои эпизоды, а я приковывала себя к кровати с книжкой и тихо завидовала.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ
ДЕСЯТЫЙ

СДАЧА ОТРЫВКОВ
О том, как мы сделали педагогический ход конем

И вот наступил 10-й день, когда каждая группа должна была сдавать все три свои сцены. Четыре группы: шесть эпизодов — утром, шесть — вечером.

Первая группа проваландалась и на полчаса позже начала репетицию, а у них всего час, поэтому они просто не успели сдать нам обе сцены. Тут уже во весь рост встала педагогическая задача. “Ну что же, — сказали мы им, — не успели сдать, значит, будете играть, как есть. Словом, как хотите, так и играйте”. Поэтому следующие группы уже поднатужились и в конце концов график выдерживали очень точно.

Напридумано ими было очень много. Например, как показать стол в комнате, куда забрел Цыпленок? Четыре человека, встав столбами, оказались ножками стола.

И когда они натянули над головой занавеску так, чтобы края свободно свисали вниз, то получался гигантский стол, накрытый скатертью. А внизу под столом — Цыпленок. Вышло очень хорошо. Тут я, надо сказать, очередной раз была в полном потрясении…

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ
ОДИННАДЦАТЫЙ

“ГЕНЕРАЛЬНАЯ” НА БЕГУ
Прогоны переходов: от озера к пожарной лестнице — вперед и с песней!

Весь одиннадцатый день заняла генеральная репетиция, которая завершилась вечерним генеральным прогоном. Сцен уже не играли, а только прогоняли переходы от одной сцены к другой.

Каждый эпизод игрался в каком-то особом месте: и на спортивном поле, и на лесной дорожке, и в овраге, и на озере, и за котельной. Одни сюжеты (с котом и девочкой) заканчивались в зале. А сюжет с гнездом — на пожарной лестнице.

Все дети твердо знали сценарий, какая сцена после какой. Все точно знали, куда бежать. Но бежать не заранее! Ведь до своего эпизода каждый исполнитель был всего лишь зрителем. Но ни разу не было и так, чтобы актеры стояли и ждали, когда же мы, зрители, к ним придем.

У нас как было: первыми бежали на место те, кому сейчас играть, а у тех, кто не играет, была задача своим примером организовать передвижение зрителей — вперед и с песней! У нас для каждого перехода была своя песенка из сказки.

Конечно, кто-то не справлялся с этой двойной задачей: и зрителей подхлестывать, и хором петь. Влад то и дело кричал: “А меня никто никуда не повел!” Или Женя: “Я что, так тут и останусь стоять?” Ну и, конечно, то тут, то там был слышен шепот: “Ты чего молчишь? Петь же надо!”

Представьте: впереди несется группа, которая будет играть, а за ней ползет поющая толпа. И в этой толпе — наши актеры в платочках. У нас были все-таки элементы костюмов: у кур — платочки, у петуха — красная кепка, бутылки для воды были, простыня для цыпленка. У одной группы было одеяло, Буль им накрывался, и получалась конура, и так игралась сценка с цыпленком, который залезал под одеяло к Булю. В общем, у каждой группы что-то свое.

На прогоне мы долго возились с гнездом вороны. Его надо было сплести из людей прямо на пожарной лестнице. Так вот гнезду нужно было очень быстро туда забраться, всем лечь (кому вдоль, кому поперек) и замереть, чтобы не мешать Вороне, Цыпленку и Карику, которые в нем, в гнезде, играли свою сцену. Тренировались до пота: стоп! назад! еще раз! И надо сказать, что на спектакле гнездо (с замиранием) было свито молниеносно.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

ДЕНЬ
ДВЕНАДЦАТЫЙ

АВРАЛ В ДЕНЬ ПРЕМЬЕРЫ
Прогноз погоды: дождь. Что делать?

Наступил двенадцатый день — день премьеры. Утром в прогнозе погоды сообщили, что будет дождь. Что делать? Объявили аврал: практически за два часа надо было все сценические площадки перенести на случай дождя с улицы в кинозал. А как?

Вот, например, сцена, когда Лисенок падает в овраг. В этой сцене девочка-Лисенок прыгала, чтобы действительно допрыгнуть до веток дерева. У нее были совершенно реальные прыжки — она хотела схватиться за ветку березы. И при этом рождался образ выпрыгивания из оврага, хотя на самом деле она постоянно была видна.

А сможет ли она все это сыграть на полу кинозала?..

В общем, долго мучились. Потратили все утро и весь день.

Наконец разошлись до вечера. В 18.30 на спектакль должны были приехать родители, поэтому на 18 часов был объявлен полный сбор в кинозале.

ИГРАЕМ НА УЛИЦЕ
А родителей все нет и нет

18.00. Мы собрали детей в зале на полчаса раньше, потому что понимали: нельзя устраивать самотек и пускать их на родителей — так можно все развалить. Пусть дети будут все вместе и уже на сцене.

И вот дети собрались. Дождя нет. Решили, что играть будем, как и задумывалось, на уличных площадках.

Наконец пришел автобус с родителями. Их оказалось почему-то ужасно много — человек 40. К ним присоединились воспитанники соседнего детского дома со своими воспитателями. А с родителями приехало и начальство — министр образования Карелии со своей дочкой и внучкой. Затем — телевидение и киношники, корреспонденты местных газет и педагоги, которые занимаются театральной самодеятельностью.

Перед началом спектакля я сказала несколько слов о том, что перед вами очень талантливые дети, что сегодня состоится премьера: мы первый раз играем сказку Татьяны Ярыгиной “Цыпленок Солнышко”, первый раз вы сможете сами выбирать ход развития событий, и вы сейчас не папы и мамы, а исключительно зрители и участники.

И все дети тут же запели под гитару и понеслись из зала, увлекая зрителей за собой. Участники первого эпизода бежали впереди всех: им нужно было к приходу толпы занять свои исходные места в “курятнике”, чтобы сыграть эпизод “Рождение цыпленка”.

И вот все собрались. А курятник уже зажил своей обычной жизнью. Зрители обступили актеров, и началось действие.

ГЕНИАЛЬНЫЙ МАЛЬЧИШКА
Великолепно играла девочка…
И дятел был очень хорош

Играли по сравнению с репетициями замечательно! Никого из актеров эта толпа зрителей не испугала и их творческие замыслы не поломала.

Один из зрителей — профессиональный театральный режиссер из Петрозаводска — после спектакля сказал: “Ну, конечно, все молодцы, все здорово, но вот когда вы играли сцену “А что такое красота?”, то это даже просто-таки взяло за душу”.

Ну и играл у нас эту сцену гениальный мальчишка. Он, прежде чем ответить на вопрос “А что такое красота?”, выдерживая паузу, в задумчивости аж четыре “перехода” делал (четыре раза мизансцены менял!) и, попадая “в яблочко”, с потрясающей простотой говорил: “Ну это, не когда тепло, не когда вкусно, а когда… хорошо!”

Великолепно играла девочка эпизод, в котором Цыпленок плачет: “У меня две беды. Первая — я не знаю, кто я. Вторая — я заблудилась”.

И Дятел был очень хорош. Он ходил, немного согнувшись, руками шлепал себя по попе — это у него были такие крылья — и говорил: “Вы хотите, ТУК-ТУК, узнать, ТУК-ТУК…” И так он это серьезно играл — маленький мальчишка, ему лет 12.

Сначала он — “тук-тук” — собрал внимание зрителей, а потом — “тук-тук” — начал свой эпизод: “тук-тук” — позвал сына, потом “тук-тук” — спас цыпленка. Потом “тук-тук” — ушел. И такой весь был деловой, просто безукоризненно!

А НЕ ХОТИТЕ ЛИ УЗНАТЬ?
Три варианта развития сюжета на выбор зрителям

После каждого эпизода зрителям предлагался выбор. Из четырех линий мы приготовили три варианта развития сюжета (то есть не все, что написано у автора). И в конце концов все эти три сюжета мы умудрились показать. Поэтому у нас в спектакле было аж три финала.

После финала первого сюжета мы спрашивали у зрителей: “А не хотите ли узнать, что случилось бы, выбери вы другой вариант (Цыпленок не перешагнул бы порог или не согласился бы играть в прятки и т.д.)?”. Зрители конечно же хотели! И тогда им начинали показывать новую сюжетную линию со своими выборами. Поэтому все 12 приготовленных эпизодов мы так-таки показали.

Самый последний финал был таким. Лисенок бежал по дороге. И его дом был уже близок. И тогда он на улице, прямо перед дверью в кинозал, останавливался и говорил: “Таких страшных сказок про кур мама мне никогда не рассказывала”. Тут публика понимала, что нужно опять заходить в зал, причем — самим, так как все дети-исполнители исчезали (они в это время уже выстраивались на сцене для поклона).

Когда все родители вошли, фраза про страшные сказки о курах звучала еще раз. И тогда зрители начинали аплодировать, поняв, что это конец спектакля.

Дети с честью выдержали все эти полтора часа — и беготни, и лирики, и драмы, и юмора, и серьеза.

РОДИТЕЛИ НЕ РОПТАЛИ
Родные же дети впереди бегут! Эффект срабатывал

Надо отдельно сказать и о переходах. Сценические площадки друг от друга далеко были. Самая далекая — это озеро, от клуба вниз 100—150 метров.

Родители по этому поводу не роптали. Одна мама была с двумя детьми — девочками семи и четырех лет. И четырехлетняя говорит: “А нам опять надо идти?” А мама ей: “Ну мы же гуляем! Ты что сюда, сидеть приехала?”

Родители за время спектакля по всему лагерю набегались.

Конечно, некоторым тяжеловато было подниматься по тропинке в горку. Но впереди толпы с таким энтузиазмом бежали дети, что не подниматься было нельзя. Ну как же! Родные дети впереди бегут! И этот эффект славно срабатывал. Так что родители даже начинали подпевать своим детям. Ведь пока шли, то много раз повторяли одну и ту же песенку.

ЭТО НЕ ТО, ЧТО ОТЫГРАЛ — И ОТДЫХАЕШЬ
Все работали друг на друга. На это потребовались
особые педагогические усилия

Напомню, что исполнители роли Цыпленка в каждом эпизоде были новые. К “отыгравшему” Цыпленку подбегал новый исполнитель, и прежний Цыпленок одевал на нового желтую футболку и желтую шапочку. И этот новый исполнитель — весь в желтеньком — догонял свою группу, которая уже подбегала к условленному месту, чтобы начать очередной эпизод, выбранный зрителями.

Мы постарались втолковать всем исполнителям, что тому, кто сейчас будет играть, ни о чем, кроме как о своей роли, думать особо некогда. А отыгравший уже свободен. Вот ему-то и самое время хоть в чем-то помочь своему преемнику. Например, одеться. То есть пока ты костюм не отдал, не помог его как следует напялить, зрителям нужную песенку не спел, не отвел их на очередную площадку, — ты еще в работе.

А преемник получал костюм и с вылупленными глазами, уже весь в своем отрывке, сломя голову несся на свою площадку, где его уже ждали товарищи, чтобы вместе отыграть эпизод и передать эстафету.

В общем, все работали друг на друга. Но для этого потребовались наши особые педагогические усилия.

СПЕКТАКЛЬ ПОЛУЧИЛСЯ ЕСТЕСТВЕННЫМ
Нормальное доверие, а не выдавливание из детей, как из тюбиков,”умопомрачительного” режиссерского решения

Когда спектакль закончился, то после поклонов детей вызывали всех руководителей проекта. Потом министр выступала. Ну, в общем, было понятно, что все прошло очень удачно. Эксклюзивная форма показа произвела на всех самое хорошее впечатление.

А я еще раз утвердилась в том, что посильная норма детского творчества и нормальное доверие к ним дают больше, чем умопомрачительные режиссерские замыслы с последующим выдавливанием из ребенка, как из тюбика, этого самого режиссерского решения. Если ты идешь следом за ребенком, только лишь подправляя, помогая ему точнее осуществить его же идею, то в результате все получается гораздо богаче и живее.

Ведь наш спектакль в общем-то вырос, как полевой цветок. У каждого ребенка выросла своя роль: у кого стебелек, у кого лепесток, у кого тычинка. И из этого сложился спектакль. И поэтому он оказался таким естественным. (А не как это, увы, часто бывает, когда к детям приходят, надевают на них шутовские колпаки, и дети, как сумасшедшие дураки, что-то там такое начинают из себя корчить.)

…Ну и конечно же драматургический материал этому способствовал. Уж очень он сам живой, настоящий, умный. А не пошлый, не пустой.

◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊><◊

О НАШЕЙ
ТЕАТРАЛЬНОЙ МЕТОДИКЕ

ЧЕТЫРЕ ЭТАПА НА ПУТИ К ПРЕМЬЕРЕ
Попробуем осмыслить, что же произошло

Кто не хочет, чтобы дети занимались театральным творчеством и это дело было бы для них приятным, желанным? Желанным — не в том смысле, чтобы актера на руках носили и чтобы он похвалялся и выпячивался, вылезая на сцену (хотя есть дети, для которых просто необходимо, чтобы им хлопали в ладоши). А в том смысле, в каком мы, как педагоги, считаем, что это полезно.

Итак, если считать, что есть в актерском искусстве та прелесть игры, которая полна беззаветности и бескорыстия, и если именно в нее вовлекать детей, то следует отдавать себе отчет, что эта бескорыстная игра сама по себе и просто так почти никогда не возникает. Ведь большинство детей в театральном плане вовсе не особо одаренные, а вполне нормальные. Ну тот, кто одержим, — с ним все понятно. А в лагере — половина случайных (хоть и смена профильная), а из неслучайных далеко не все “явно одаренные”. А тут еще совсем новый коллектив, новый состав. Как тут играть большой полуторачасовой спектакль?

Значит, первое, что надо было сделать, — это создать атмосферу равенства. Атмосферу нормальной жизни, не взвинченной, не нацеленной на то, что мы что-то кому-то должны, что мы перед кем-то обязаны выступить и в результате кого-то из нас похвалят. Нет, вот мы живем, как живем, и мы такие, какие есть. И мы все очень интересны (и друг другу, и всем зрителям). И вот этот первый этап во многом держался на заданиях, связанных с кругами.

Второй этап. Все-таки лагерь был подростковый, а не детский, а делали мы детскую сказку. Значит, отношение к детской сказке у них должно быть легкое. Ведь с нашей стороны не было никаких слов о психологической глубине сказки, о ее философии, о том, каков в ней положительный герой, каков отрицательный, какие можно сделать выводы, какова мораль. Обо всем этом не было ни полсловечка! А сказка между тем прелестна, качественна по существу, и как драматургический материал в том числе. Так вот, как не напугать детей этим ценнейшим материалом? Как подвести их к нему?

Для этого нам и потребовались эскизы, легкие самостоятельные пробы, по ходу которых дети как-то приноравливались к воплощению этого замечательного литературного произведения.

А еще мы по этим пробам видели, на что откликается их душа. И если откликается, то как они этот отклик могут воплотить? Вот в этом и был смысл второго этапа.

А уже на третьем этапе нужно было искать наиболее точный знак, соответствующий сущности чего-то там исполнителем задуманного. Тут вступают в свои права законы большого искусства. Ну, конечно, насколько позволяет возраст и понимание юных исполнителей.

Эскизы были нужны, чтобы очиститься от штампов в исполнительском искусстве. А три сумасшедших дня репетиций нужны были, чтобы возникла и всех захлестнула атмосфера дружного поиска: чтобы все помогали друг другу, чтобы все переходили из одной роли в другую, не считаясь с тем, какая роль главная, а какая нет. Главное — искать и помогать. И это было очень важно.

И наконец, четвертый этап — понимать свою обязанность перед зрителем. Чтобы зрителю не было скучно. Чтобы не заставлять его ждать. Чтобы мы, если поем, то пели бы громко и красиво. Чтобы зритель видел, что мы все вместе.

Вот, пожалуй, если коротко, то все. А о подробностях можно говорить на каждом этапе до бесконечности.

ЗА ТЕКСТОМ ВЫСТРАИВАЛИСЬ В ОЧЕРЕДЬ
А планка требований к самим себе оказывалась
все выше и выше

Поначалу — явный уход от текста. И это принципиально. Дети работали по памяти, нагло. И мы относились к этому спокойно. И вот тут вспоминается Станиславский с его репетициями, когда он вроде бы текста не давал, но доводил актеров до того, что они дома самостоятельно его учили.

Вот и наши дети к определенному моменту почувствовали, что текст им необходим. Тогда они стали приходить и его просить. А поскольку у нас было много групп, а текст всего один (и это тоже принципиально), то они “дрались” из-за текста и устраивали за ним очередь, передавая из рук в руки как какую-то драгоценность. А это входило в нашу задачу.

И никто ни разу не пожаловался, что им текста не досталось и поэтому они его не выучили.
Постепенно начали учить песенки, которых в тексте сказки много и которые надо будет распевать во время переходов от одной сценической площадки до другой.

Таким образом, за пять дней в лагере удалось повысить уровень требований. Причем повысить естественным образом, без традиционных режиссерских воплей. Дети смотрели друг на друга, и планка их собственных требований к воплощению своей роли оказывалась все выше и выше.

МИМОЛЕТНЫЕ ШЕДЕВРЫ
А задачи профессионального театра — это для них, для детей, лишнее

Дети никогда не повторялись, что бы ни играли. И их эскизы нередко получались просто-таки маленькими шедеврами. Ни отнять, ни прибавить — ни секунды, ни громкости, ни движения, ни звука.

Но детские шедевры мимолетны. Это шедевры непосредственного схватывания действительности. А точно повторять и текст, и мизансцену — это задача уже не детского искусства, а искусства профессионального. Это для них лишнее, для детей.

Профессиональный театр — это сверхзадача, это поиск ответа на вопрос “зачем?”. Зачем мы ставим? У нас в лагере таких разговоров не было. Абсолютно. Но когда они слушали сказку, то ответ витал в воздухе. Они не болтали, не скучали — значит, сказка ложилась на душу. И когда на пятый день прозвучал конец сказки, то они зааплодировали. Это же значит, что у них целостность какая-то сложилась. А целостность связана со сверхзадачей, пониманием, трактовкой, идеей.
Поэтому и разговоров о том, что вот здесь, мол, того нельзя, а здесь — этого, не было. Вот летит ворона. Мы не разбирали, хищница ли она, или же она летит по вполне хорошему делу, зачем она что-то там желтенькое в клюве несет, гадина она или нет. Ни слова про это не было. Никаких бирок. Просто лети достоверно и неси достоверно.

До-сто-вер-но!..

МЫ КАК БУДТО
ЧИСТЫМ ВОЗДУХОМ НАДЫШАЛИСЬ
И готовы были благодарить детей
всю оставшуюся жизнь

После конца смены мы все, кто связан с театром профессионально, долго не могли в себя прийти: вспоминали и то, и это, и как тот сыграл, и как этот песенку спел… Мы столкнулись с морем, с бурей детского творчества, с их энтузиазмом, с чистыми глазами, с их детской правдой — как будто нахлебались воздуха, озона! Ведь не кривлячные дети-то были! Со всей своей детской достоверностью играли цыпленка, лисенка, ежика… Детского творчества было больше, чем обычного режиссерского.

Мы были в полном удовольствии от детей и готовы были благодарить их всю оставшуюся жизнь.

Первый вывод — дети талантливы чрезвычайно. И действительно, со всеми детьми, без исключения, можно заниматься театром.

Второй вывод — надо больше слушать детей. Давать им посильные задачи, и если возникает какая-то проблема (а это бывает во всяком нормальном обучении), то давать детям возможность эту проблему порешать самостоятельно.

И хорошо, если группа разношерстная. Для художественного воспитания выгодно смешение что-то умеющих с ничего не умеющими.

Третий вывод — о детском вкусе. Детям все-таки близок и интересен психологический театр с его достоверностью и реалистичностью. И если их здесь не путать и не устраивать эстрадную развлекаловку для взрослых, то они пойдут по пути именно реалистичности.

Парк КУЛЬТУРЫ и отдыха → Изба-ЧИТАЛЬНЯ → Вариативные СКАЗКИ (библиотечка)

[3] Парк КУЛЬТУРЫ и отдыха → Открытая ЭСТРАДА «Театра миниатюр» → Театральные смены в ЛЕТНЕМ лагере

___________________________________

Постскриптум: «А вот как получилось у нас…»

Если вы из этого материала узнали о том или ином методическом средстве, способе, приёме, который показался вам полезным для своей собственной «режиссуры урока», то не поленитесь, во-первых, поблагодарить авторов. А во-вторых, поделиться с остальными посетителями нашего сайта своим рассказом — без каких-то особых прикрас — о том, что же получилось у вас самих, а что нет. Наверняка ваш бесхитростный рассказ рано или поздно, но обязательно пригодится кому-нибудь из учителей, заглядывающих на наш сайт…

ВячеславБукатов

ОТКРЫТЫЙ УРОК: www.openlesson.ru

летопись поступлений

меню

Спектакль за 12 дней

О НАШЕЙ
ТЕАТРАЛЬНОЙ МЕТОДИКЕ

1 comment to Спектакль за 12 дней

оставить отзыв, вопрос или комментарий

быстрый запрос