Вячеслав Михайлович
Букатов

летопись поступлений



меню

 
ГЛАВНАЯ
 
 
ДО и ПОСЛЕ открытого урока
 
 
СБОРНИК игровых приемов обучения
 
 
Теория РЕЖИССУРЫ УРОКА
 
 
Для воспитателей ДЕТСКОГО САДА
 
 
Разбор ПОЛЁТОВ
 
 
Сам себе РЕЖИССЁР
 
 
Парк КУЛЬТУРЫ и отдыха
 
 
КАРТА сайта
 
 
Узел СВЯЗИ
 

Басни И.А.Крылова + классификация П.М.Ершова (Iч)

Узел СВЯЗИОтдел педагогических поисков… и ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫХ площадокТеатрально-педагогические мастерские«Кабинет П.М.ЕРШОВА»
[2] Парк КУЛЬТУРЫ и отдыхаВЫСТАВОЧНЫЙ павильон «Лабиринты»«Кабинет П.М.ЕРШОВА»
[3] Парк КУЛЬТУРЫ и отдыхаИзба-ЧИТАЛЬНЯ«Кабинет П.М.ЕРШОВА»

Вячеслав Букатов

Как восприятие программных басен И.А.Крылова делать эмоциональным, креативным и художественным

 

Об использовании студентами педвуза режиссёрской классификации «словесных воздействий» П.М.Ершова

Опубл.: Букатов В.М. Использование студентами педагогического вуза режиссёрской классификации “словесных воздействий” П.М.Ершова как условие становления нравственной и профессиональной компетентности будущих школьных учителей (на материале креативного восприятия басен И.А.Крылова) // Известия АПСН: XIV. 2010. С.75-84


Критические замечания см. на сайте Lyceum (Лицей) в статьях А.Ю.Панфилова:  Предисловие к публикации и Заключительные замечания


часть первая

Нравственные лабиринты программных басен

О герменевтических процедурах и «Теории действий» П.М.Ершова

О режиссёрской классификации «простых словесных воздействий»

 

Во все времена находились умные головы, которые неустанно напоминали своим современникам о необходимости быть осмотрительными, когда речь заходит об использовании художественной литературы в воспитательных целях. Они говорили, что в деле воспитания – как нравственного, так и профессионального – формальное использование (чтение, восприятие и/или декламация) художественной литературы может привести к результатам даже противоположным тому, что ожидалось первоначально. Например, уводить подрастающее поколение, если не ко всё буквально поглощающему разврату, то хотя бы к более или менее заметному и(или) досадному падению нравов.

И тут лично мне вспоминается, что в нашей отечественной культуре был такой замечательный педагог Василий Иванович Водовозов (1825-1886), который в своё время был знаменит работами по методике как начального обучения, так и преподавания русской словесности. К середине позапрошлого века он первым поднял вопрос о том, нужно ли детям читать басни Крылова (и/или Лафонтена) и нужно ли в школах басни этих авторов заучивать наизусть.

Водовозов Василий Иванович (1825—1886)
Русский педагог и методист-словесник

.

Сам Водовозов считал, что у Крылова есть пара-тройка замечательнейших басен, но не более. Мало того, только в этой паре-тройке содержание не расходится с моралью. Тогда как во всех остальных – жаловался Водовозов (как о том писал Л.С.Выготский в своём знаменитейшем труде «Психология искусства» − М., 1987. – С.109)– басенные истории рассказываются таким способом, что они получаются… независимыми от провозглашаемой автором морали. независимыми настолько, что юные читатели подвергаются реальной опасности понимать ту или иную басню не только в весьма экспрессивном, но и в достаточно безнравственном (!) ключе.

Выготский Лев Семёнович (1896-1934)
Советский психолог, основатель культурно-исторической школы в психологии

Нравственные лабиринты
программных басен

Возьмём, к примеру, басню «Ворона и Лисица». Очевидно, что картинность авторского описания не приводит читателей ни XIX, ни XX, ни XXI века к восприятию действий Лисицы как к чему-то гнусному и вредному (о чём, казалось бы, прямо упоминается в морали, занимающей всё первое предложение, растянувшееся на целых три строчки стихотворной басни). Мало того: современники Крылова неоднократно вспоминали, как сам Иван Андреевич частенько сравнивал себя с Лисицей именно из этой басни (при этом роль Вороны − по цитате Выготского из мемуаров В. Каневича − неизменно отводилась печально известному графу Хвостову, у которого баснописцу регулярно приходилось брать взаймы). Думается, когда б, при изображении Лисицы в качестве персонажа своей басни, он использовал приёмы негативной характеристики, то от частых сравнений себя с этой лисицей он явно б поостерёгся.

Вот потому-то чуткий педагог Водовозов и бил тревогу. Он писал: мало того, что мораль в басне «Ворона и Лисица» не подтверждается способом повествования, − но к тому же ученики, сидя на школьном уроке и отвечая на вопросы учителя об этой, изучаемой ими на уроке басне Крылова, привыкают – ни много ни мало! – лукавить, кривить душой, двуличничать. А всё потому, что, вслед за автором, в душе своей они подсмеиваются над дурёхой вороной − учителю же, не моргнув глазом, говорят как по писанному – дескать мол, обманывать нехорошо, и басня нас учит именно этому.

Или, к примеру, «Стрекоза и Муравей». Водовозов первым тонко подметил, что в этой басне (самой программной из всех программных) бедствия стрекозы баснописец описывает слишком уж подробно,− тем самым, потенциально, вызывая у читателей невольное сочувствие к своей героине. А Выготский в упомянутой монографии «Психология искусства» постарался сыпануть учительству соли «на рану», добавляя, что Аполлон Григорьев – один из наблюдательнейших и проницательнейших в Отечестве критиков XIX века – считал, что в связи с тем, что Крылов в этой басне уходит от своего излюбленного ямба и начинает пользоваться хореем, стихи басни становятся прыгучими. Что по мнению А.Григорьева, весьма симпатично перекликается с характером «попрыгуньи Стрекозы» (см.: Выготский Л.С. Психология искусства.– М., 1987. – С. 120).

Аполлон Григорьев (1822-1864)
С фотографии, находившейся в фойе
Александринского театра в Санкт-Петербурге

Но вернёмся к Водовозову, который справедливо отмечал, что дети явно жалеют стрекозу (ибо автор таким образом ведёт своё повествование в басне, что юным читателям действительно становится её жалко). Тем не менее, у школьной доски своему учителю (или учительнице) они лопочут совсем другое. Например, про то, какой муравей трудолюбивый, что надо быть справедливым.

Получается, что на материале басен Крылова (до сих пор остающихся самыми что ни на есть «программно-образцовыми») ещё в позапрошлом веке было вскрыто явное противоречие между восприятием смысла художественного произведения и задачами нравственного воспитания подрастающего поколения.

О герменевтических процедурах
и «Теории действий» П.М.Ершова

В герменевтике – науке об искусстве толкования – противоречия (включая и те, о которых шла речь выше, а именно: между смысловым содержанием литературного произведения и нравственными представлениями читателей или  педагогическими задачами воспитателей), считаются необходимым условием для того, чтобы при восприятии художественного текста читатель обнаруживал (открывал!) в нём некий НОВЫЙ СМЫСЛ. Который, собственно, и делает данный литературный текст в восприятии читателя глубоким, откровенным, художественным. Без такой субъектной добавки «смыслового открытия» текст неизбежно воспринимается таким, где всё написано, то есть однозначным, прямолинейным, дидактичным.

И чтобы помогать читателям находить тропинки, приводящие к открытию-пониманию читаемого текста, основателем герменевтики – блаженным Августином, епископом Иппонийским (354-430) – в своё время была предложена идея герменевтических процедур.

Св. Августин (354-430)
Исцеление блаженным Августином хромых
Левый фронтон правой боковой стороны гробницы святого

Сразу же отметим, что за время существования науки герменевтики (временами чересчур мудрёной, но отнюдь не всегда!) арсенал её процедур неоднократно убывал(!). Во-первых, из-за ветшания отдельных приёмов, которые в новых социально-культурных условиях теряли свою результативность. А во-вторых, из-за отделения от герменевтики ряда наук, пустившихся в самостоятельные плавания с совместно нажитом скарбом (как то случилось, например, и с литературоведением, а позже – в начале ХХ века – и с текстологией, которые, оформившись в самостоятельные научные дисциплины, постарались прихватить с собой всё в герменевтике самое – как им тогда казалось – наилучшее).

Но время от времени в арсенале герменевтических приёмов случались и счастливые пополнения. Например, в середине прошлого века арсенал существенно пополнился за счёт «Классификации словесных воздействий», являющейся частью режиссёрской «Теории действий», разработанной Петром Михайловичем Ершовым (1910-1994) на основе идей о «простых физических действиях» в системе К.С.Станиславского.

Ершов Пётр Михайлович (1910-1994)
Выдающийся мыслитель,
теоритик и практик театрального искусства

Следует специально подчеркнуть, что с появлением «Теории действий» сама идея герменевтических процедур получила новое рождение. Связано это было с тем, что в них акценты вновь стали расставляться не столько на теоретических рассуждениях, сколько на практических приёмах,  заимствованных из режиссёрского опыта работы с актёрами во время репетиций.

К.С.Станиславский /Алексеев/
(1863-1938)
[из архива П.М.Ершова ]

Классификация словесных воздействий была изложена в книге «Технология актёрского искусства», первое издание которой (М.: ВТО, 1959) театральной общественностью было встречено неоднозначно. Дело в том, что к третьей четверти ХХ века в профессиональной театральной педагогике определилось несколько основных школ. Почти в каждой из них деловые предпочтения отдавались какой-то одной из разношёрстных идей, составляющих систему Станиславского, понимаемую как особый метод обучения актёра искусству переживания (что соответствовало мировоззрению театрального практика-экспериментатора только на его ранних и срединных этапах работы по созданию универсальной театральной системы). В логику этих этапов последние открытия реформатора русской сцены никак не вмещались. Поэтому в сфере профессиональной подготовки драматических артистов теория действий Ершова – построенная на открытиях, сделанных Станиславским в последние годы жизни, – не получила особо широкого применения.

Правда, с выходом в 1972 году второй книги – «Режиссура как практическая психология (Взаимодействия людей в жизни и на сцене)», в которой теория действий была существенно дополнена режиссёрскими параметрами поведения (см.: Ершов П.М. Скрытая логика страстей, чувств и поступков. – Дубна, 2009.– С.430-604) – ситуация несколько изменилась. И ряд специфических терминов теории действий Ершова обогатил-таки профессиональную речь современных театралов. Например, «пристройка сверху (или снизу)», «тяжелый (или лёгкий) вес», «инициатива», «мобилизация» – все эти термины стали для профессионалов общеупотребительными (правда, без упоминания первоисточника).

В результате книги Ершова нашли своё признание прежде всего среди юристов, социологов, врачей, педагогов и политиков. Поэтому на сегодняшний день среди преподавателей вузов, например, педагогических легче найти специалистов, уверенно ориентирующихся в классификации словесных воздействий, чем среди преподавателей вузов театральных.

О режиссёрской классификации
«простых словесных воздействий»

Известно, что семь нот, существующих в музыке, пронизывая мыслимое и немыслимое разнообразие всевозможных октав, обеспечивают полноту многообразия звукового ряда европейской классической полифонии. Так и в классификации Ершова одиннадцать простых словесных воздействий в различных между собой сочетаниях могут обеспечить всё интонационное многообразие человеческой речи «в жизни и на сцене». Коротко перечислим суть классификации:

Воздействие на внимание: звать
Воздействие на эмоции:          упрекать – ободрять
Воздействие на воображение: предупреждать – удивлять
Воздействие на память:   узнавать – утверждать
Воздействие на мышление:    объяснять – отделываться
Воздействие на волю:             приказывать – просить

Особо подчеркнём, что интонационное своеобразие каждого из этих простых словесных действий связано не только со звуком, но со всем комплексом психофизики человеческого тела, создавая произносимому высказыванию тот или иной подтекст , который в результате оказывается не менее значимым, чем лексические значения произносимых нами слов.

Например, предупреждать (намекать, хитрить и даже угрожать, если воздействие было сопряжено с «тяжёлым весом») обязательно связано с прищуром глаз и/или со взглядом искоса. Иногда достаточно хотя бы немного бросить на партнёра косой взгляд, как естественным образом в голосе начнут появляться более или менее заметные интонации намёка. Которые явно становятся более внятными, если к «звуковому» воздействию на партнёра «подключается» и выразительная пластика рук. Точнее указательного пальца, «предостерегающе» поднятого вверх.

В сопряжении работы глаз, рук и даже позвоночника с работой самого речевого аппарата – словесное воздействие становится внятным, ярким, результативным. А стало быть, более внятным становится и его психологический подтекст, с которым партнёру по общению явно приходится считаться.

Если в обычной жизни подобная результативность словесного воздействия является неосознаваемой, то при использовании профессионально-режиссёрского подхода к «чтению поведения» она не только осознаётся, но и при необходимости раскладывается на психофизические составляющие (то есть специфику пластики рук, пальцев, звучания голоса, выражения лица, направления взгляда и т.д., связанную с направленностью данного воздействия то на память, то на воображение, то на волю партнёра,− что и послужило материалом для создания П.М.Ершовым особой классификации словесных воздействий в рамках его замечательной театральной теории действий).

.

.

● вернуться в «Кабинет П.М.Ершова» (к журнальному столику) ●

. открыть текст второй части

.

.

.

Узел СВЯЗИОтдел педагогических поисков… и ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫХ площадокТеатрально-педагогические мастерские«Кабинет П.М.ЕРШОВА»

[2] Парк КУЛЬТУРЫ и отдыхаВЫСТАВОЧНЫЙ павильон «Лабиринты»«Кабинет П.М.ЕРШОВА»

[3] Парк КУЛЬТУРЫ и отдыхаИзба-ЧИТАЛЬНЯ«Кабинет П.М.ЕРШОВА»

.

оставить отзыв, вопрос или комментарий

Яндекс.Метрика