Сам себе РЕЖИССЁР → Литература → Восхождение к ДОСЛОВНОСТИ (7кл.,Пушкин)
______________________________________________________________________
Из рабоч. архива В.М.Букатова // По матерериалам публикации: ПОИСК. №10 УВК «Измайлово». Юбилейный вып. к 2000-летию А.С.Пушкина (М.,1999; ред.-сост. В.Букатов).
С.В.Плахотников
Восхождение к дословности
или 
из опыта освоения учителем литературы драмогерменевтических премудростей (7 кл.)
.
[ 2 часть ]
.
В поле прочтений
Настало время публичных чтений.
Есть особо одаренные ребята, которым не доставляет труда читать стихи так, что другим интересно слушать. Но большинство нуждаются в особом сочувственном внимании. А кой-кому декламация вовсе не дается. И здесь главное — не перегнуть палку, не вынудить ребят кривить душой, выдавая вычурное прочтение за свою интерпретацию.
Желающих читать вслух у нас всегда достаточно. Многим не терпится быть услышанными. Читает один, другой… Понимаю, что каникулы сыграли свою роль — ребята забыли себя «читающими вслух». Чтецы рубят строки, торопятся, тарабанят. Некоторые пытаются читать с выражением, но больше «выражаются», нежели выражают.
Я уже давно заметил — как только приходит к нам ученик из другого класса или другой школы, он начинает читать стихи или прозу как-то по-особенному завывая, иногда закатывая глаза, порой заявляя излишний пафос и неестественную торжественность.
Помню, Маша, новенькая, в шестом классе декламировала стихотворение А.К. Толстого «Где гнутся над омутом лозы…».
Речь в стихотворении идет о том, как на берегу реки отдыхали мать и ее дитя. И вот мать уснула, а ребенок то ли заигрался со стрекозами, которые кружили над омутом, то ли засмотрелся на них, а может, и вовсе не обращал на них никакого внимания; но насекомые всячески уговаривали его подойти ближе к краю откоса…
Девочка стоя за своей партой и довольно скромно держась рукой за её край, вдруг стала как-то пафосно и неожиданно самозабвенно вещать «во весь голос». А когда она приступила к последнему четверостишью, класс сперва прыснул, а после и вовсе откровенно расхохотался. Я тоже не мог удержаться…
Несоответствие смысла произносимых слов тем интонациям, с которыми они произносились, было чудовищным. Торжественно-грозную интонацию поэта-трибуна, уместную для утверждения, например, что он «русский бы выучил только за то…», Маша умудрялась прилаживать к произношению строчек, несущих откровенно декадентские оттенки:
Мы песенок знаем так много,
Мы так тебя любим давно!
Смотри, какой берег отлогий,
Какое песчаное дно!..
Конечно, ученица покраснела. Смутилась. И тут пришел мне черед прийти ей на помощь. Я поблагодарил девочку за оригинальную задумку… И поздравил с тем, что ей удалось сделать невозможное (!) — рассмешить там, где впору плакать. А чтобы такого достичь нужен тонкий артистический дар!..
Интересно, что в результате именно этого прочтения до некоторых из учеников впервые дошел смысл стихотворения А.К.Толстого. Дошел не благодаря, а вопреки. Поняли через искажение. Поэтому мы искренне сказали спасибо чтецу за наши нечаянные открытия.
Позже Маша снова читала про стрекоз. Но уже вполне осознанно отбирая из всех возможных интонаций только те, что по её мнению были уместны и необходимы.
А ещё вспоминается, как шестиклассники увлеченно слушали аудиокассету с чеховским «Налимом» в прочтении Александра Папанова.
— Сергей Владимирович, — воскликнул тогда Глеб, — он пятью голосами читал! Во — класс!
Глеб после ходил за мной и просил переписать кассету, а я не давал, боялся, что наслушается…
«Ворон к ворону летит…» семиклассники читали из рук вон плохо.* Я, вспомнив про реплику в самом начале нашей работы над стихотворением, предложил им заняться чтением былин, благо по программе они нам предписаны. Мы отложили «воронов» и открыв былины, приступили к состязанию в медленном чтении,** чтобы позже вернуться к Пушкину.
* Столетие с лишним назад один сельский учитель вспоминал, что ему приходилось не раз видеть плачущих баб и мужиков в церкви. А как спросишь их о чем проповедь или чтение — ничего вразумительного ответить не могут, кроме: «вишь как жалостливо прочитана».
В страстную неделю, в пятницу учитель приметил плачущую у самых дверей бабу. Учитель пишет: «С кафедры доносились только неясные звуки, произносимые священником, которые трудно было разобрать, потому что в церкви было много народу. По выходе из церкви я спросил бабу, отчего она так горько плакала?
— Как же не плакать, батюшка, ведь как он жалостливо читал.
— Про кого же он читал?
— Должно знать, про Христа, как мучился».
(Ясная Поляна. Школа. Журнал педагогический издаваемый Гр. Л.Н. Толстым. В 2-х т. Том I.- М.,1862.- С.62). — С.П.
** Суть этой работы заключается в том, что дети читают по секундомеру — кто медленнее. При этом следим, чтобы смысл читаемого не потерялся — не коверкались слова, не передерживались паузы. Эта работа подробно описана В. Букатовым в статье «Чтение с секундомером — кто медленнее?» Газета «Первое сентября» №113/1998, а также в коллективной монографии — Ершов П.М., Ершова А.П., Букатов В.М. «Общение на уроке…», изданной в 1997 г. в УВК «Измайлово» (стр. 83-86). — С.П.
.
Рисунки на полях
Посоревновавшись в «медленном чтении» на былинах мы на следующем уроке снова вернулись к пушкинскому «Ворон к ворону летит…».
Начали с того, что я попросил ребят читать по цепочке — друг за другом. При этом строго следить за одновременным выполнением двух заданий: во-первых, в звучанием стихотворения рисовать «образ рассказчика», а во-вторых, удерживать звуковую «былинность» повествования.
Всегда трудно в течение одного урока читать одно и то же стихотворение. Поэтому появляются в школьной практике зачеты, когда после уроков выстраиваются очереди учеников, чтобы «сдать» учителю то или иное стихотворение. Но подобной практики можно избежать, например, воспользовавшись подсказкой самого поэта. Ведь все обращали внимание на поля рукописей Александра Сергеевича — они изрисованы. Что делал Пушкин, когда рисовал? Только рисовал или кого-то слушал? А, может, размышлял?
Я предложил детям, читая друг за другом стихотворение (и слушая чтение других), рисовать иллюстрацию к тексту.
Итак, началось иллюстрирование под певучее былинное чтение (а для кого-то наоборот — чтение под иллюстрирование). Нужно сказать, что ребята, в сравнении с первыми пробами на позапрошлом уроке, явно преобразились — читали вдумчиво, со знанием дела. А главное, по-разному — ведь представление о рассказчике у всех разные! [См.: =Выражение замысла и субъективность понимания=]
Пока читали-рисовали, ко мне подошел Сергей и сказал глубоким шепотом:
— Посмотрите, здесь одно предложение, — и он указал на третье четверостишье. — Хозяйка-то знала!
Я искренне подивился его находке. Значит, все же не всем было понятно Тамарино открытие. Сережка только теперь и вполне самостоятельно увидел то, что на позапрошлом уроке увидели многие.
Спустя несколько минут Сергей снова встал и подошел ко мне:
— Смотрите, ворон говорит: «Знаю, будет нам обед…» А сам-то он не обедает еще. А почему, если знает, что богатырь лежит убитый? Может богатырь еще не убит, а только будет убит?..
Ребята читали, и уже скоро должна была быть очередь Сергея. Я сдержанно пригласил его сесть на место.
И тут мне вспомнилось:
Черный ворон! Что ты вьешься
Над моею головой?
Ты добычи не добьешься:
Я солдат еще живой!
С чего вдруг Сергей начал рассуждать про время и набрел на такое открытие? Может, из-за множества прочтений? А, может, из-за выполнения задания, рисуя?
/иллюстр. из: ПОИСК №10/1999/
Иллюстрации получились разные. В некоторых был заметен рассказчик.
Еще в пятом классе, при иллюстрировании «Левши» Лескова, одна девочка отлично от других нарисовала то, что происходило в кузне.
Задание было простым — нарисовать, как кузнецы подковывали блоху. Большинство нарисовали просто покосившуюся избу, из которой еле выходит «спёртый воздух». Некоторые пренебрегли тем, что кузнецы заперлись и никого не пускали до окончания работы, и поэтому в виде панорамы нарисовали то, что происходит внутри. Ира нарисовала происходящее сверху, как бы через дымоход или какую-то щель в кровле. Это произвело впечатление. Если рассказчика мы искали при чтении вслух, то Ира его нашла во время своего иллюстрирования.
Ире также принадлежит находка — отображать в иллюстрации ответ на вопрос «про что?». При чтении «Толстого и тонкого» А.П. Чехова в шестом классе, девочка нарисовала иллюстрацию к этому рассказу, вложив в нее свою интерпретацию произведения, обратив внимание на одиночество героя. На ее иллюстрации Толстый уходит от семьи Тонкого, оставшись один посреди листа бумаги. Это свое композиционное решение Ира объясняла тем, что увидела похожее в иллюстрации художника Ю. Тюнина к чеховскому рассказу «Лошадиная фамилия».
/иллюстр. из: ПОИСК №10/1999/
При иллюстрировании Пушкина мы получили в классе весьма разнообразный спектр рисунков. Были рисунки с ответом на вопросы «про что?». Но некоторые художники видели смысл своей работы в донесении до зрителя «образа рассказчика». Были и просто рисунки-перечисления деталей или всех упоминаемых лиц. Но главное — появились суждения. Например: «Это стихотворение о женском коварстве». Или: «Животным — лишь бы поесть, им безразлично человеческое страдание». Или: «Все же это баллада!»
Чуть позже возникла проблема с прямой речью. Появилась она таким образом.
Вдоволь начитавшись русских былин (хотя странно читать то, что передавалось изустно), и выполняя другие задания, ребята пришли к своим прочтениям «Воронов». Некоторые отважились читать на весь класс.
Тут-то и возникла проблема прямой речи. В.Букатов говорил, что у пушкинских редакторов частенько возникали (и возникают) проблемы с авторской пунктуацией. Оказалось, что в одном из собраний сочинении А.С. Пушкина* в этом стихотворении вовсе нет кавычек и тогда получается, что последняя строфа принадлежит ворону, а не рассказчику, что и было отражено в одном из чтений.
* Пушкин А.С. Собр.соч. в 10-ти т./ Под ред. А.Саакянц. — М.: Художеств. лит-ра, 1974. — С.П.
Последняя строфа вообще оказалась решающей, поскольку в ней заключено отношение к событию. Кто-то ее читал упрекая, кто-то удивляя, а кто-то и вовсе ободряя.**
** В соответствии с режиссёрской «теорией действий» Петра Михайловича ЕРШОВА словесные воздействия: ободрять и упрекать, предупреждать и удивлять, утверждать и узнавать, объяснять и отделываться, приказывать и просить — подробно описаны в брошюре: Ершова А.П., Букатов В.М. Актерская грамота — подросткам: Программа, советы и разъяснения по четырехлетнему курсу обучения в театральных школах, классах, студиях. — Ивантеевка, 1994. — стр. 82-95. — С.П. [см. на сайте «КлассТЕАТР» =открыть в новом окне= — прим. ред.]
/иллюстр. из: ПОИСК №10/1999/
В плену стереотипов
Работая учителем начального, а затем и среднего звена, я заметил, что в раннем школьном возрасте у человека формируется стереотип определенным образом видеть и слышать происходящее вокруг него. Этот образ у каждого связан с его жизненными переживаниями, с воззрениями на доброе и злое, представлениями о разрешённом и запретном, с формами выражения, то есть с тем, что называется «жизненной идеологией» (по М.М. Бахтину).
Подчеркнём, что ученик в школе зажат в жесткую и однозначно толкуемую систему: режим, расписание, дисциплинарные требования. Но эта жесткость, которая на человека влияет благотворно — организует его, гарантирует защищенность, психическое и физическое здоровье. Но совсем другое дело, когда и само обучение строится так же жестко. Тогда заданная однозначность в интерпретации тех или иных понятий, решений или содержания художественных произведений накладывает досадный отпечаток на формирование жизненной идеологии школьника.
Монотонная однозначность, то и дело эксплуатируемая школьным преподаванием, порождает расхожие представления, банальнейшие алгоритмы и примитивнейшие штампы. Школьник привыкает не столько понимать и толковать, сколько вспоминать и — угадывая — подражать. Конечно, и эти две способности иногда весьма полезны, но когда они тотальны и всеобъемлющи — то приводят к выхолащиванию тех мелочей и подробностей, из которых ткется жизненное полотно.
Как только то, что было новизной, становится привычным штампом, — необходимость выслушать мнение другого и понять его отпадает. Из обрывков штампов мы составляет некую компиляцию, выдавая ее за свое, выстраданное и личное мнение. Происходящее вокруг начинает представляться набором ситуаций, кажущееся похожесть которых уже давно нам приелась (или даже набила оскомину). И тогда достаточно только взглянуть на облик действующих лиц, услышать их первые реплики, как мы уже готовы сказать, чем всё кончится. «Это очевидно», — с лёгкостью констатируем мы и, теряя интерес, шагаем дальше по жизни…
.
Версии коллег
Дивясь ученическим открытиям, я незаметно для себя начал сам переоткрывать пушкинские строки. Я ходил по школе — спрашивал мнения других учителей о «воронах». И поскольку я подходил к одним и тем же людям неоднократно, то всякий раз поражался различию учительских версий по поводу фабулы стихотворения. Одни упорно говорили, что речь идет о женской верности, что «хозяйка ждет милого» живым. Когда я обращал их внимание на слова о том, что она знала, «кем убит и от чего», мои собеседники продолжали настаивать на своем, тем самым подчеркивая преданность хозяйки своему, как они говорили, «любимому до гроба».
Другие, загадочно улыбаясь, разворачивали криминальную интригу с убийством несчастного мужа в чистом поле у куста ракиты, когда последний, ничего не подозревая, выехал по обыкновению поохотиться.
Третьих занимала судьба обеда — они подчеркивали очевидность того, что вороны теперь могут беспрепятственно пообедать, поскольку сокол улетел в рощу, кобылку увели, а молодая хозяйка не бродит в поисках пропавшего мужа, а мирно сидит дома и ждет нового милого.
Четвертые, увлекшись структурой, указывали на необычный ритм, возникающий в начале стихотворения, когда слово «ворон» повторяется пять раз, что, по их мнению, указывало на явное былинное происхождение стихов и на ворона как символическое воплощение беды и неминуемого рока…
Но еще больше меня поразило то, что при первых прочтениях стихотворения практически все, включая меня самого, видели одно — несчастного богатыря, убитого на поле брани, и его безутешную возлюбленную (иногда — жену).
.
Еще один ворон
Чуть позже я нашел в одном из изданий Александра Сергеевича комментарий, который указывал на то, что стихотворение в прошлом столетии печаталось с подзаголовком «Шотландская песня». Была возможность в этом убедиться, когда я подержал в руках издание пушкинских сочинений от 1887 года, в котором название стояло на своем месте.
Пушкин А.С. Сочинения А.С. Пушкина: стихотворения: Т.4.– изд. 2-ое испр., дополн.– СПб.: Изд. А.С. Суворина, 1887.– С. 199. — Прим. ред.
А еще в учебнике по литературе для 5 класса (под редакцией А.Г. Кутузова), я встречал упоминание о том, что Александр Сергеевич перевел шотландскую балладу. Более того, там говорилось следующее: «Великий русский поэт сократил количество четверостиший в переводимой балладе для того, чтобы сохранить напряженность повествования (цело в том, что в английском языке большинство слов короче русских)».*
* Литература: 5 кл.: Хрестоматия для шк. с углубл. изучением лит., гимназий, лицеев. В 2 ч. Ч. 1/ Авт. сост. А.Г. Кутузов и др.– М.: Просвещение, 1992.– С.62. — С.П.
И уже совсем недавно, когда эта статья, претерпев многие изменения, была закончена, коллеги принесли мне сборник английских баллад**, в котором я увидел не только пушкинский перевод, но и сам оригинал.
** Английская и шотландская народная баллада: Сборник. /Сост. Л.М. Аринштейн.– На англ. яз. с параллельным русским текстом.– М.: Радуга.– 1988.– С.ЗО. — С.П.
Приведу текст баллады и свою собственную версию подстрочника.
| The twa corbies
As I was walking all alane, «In behint you auld fail dyke, «His hound is to the hunting gane, «You‘ll sit on his white hause-bane, «Mony a one for hom makes mane, |
Два ворона
Раз я бродил совсем один, «За твоей спиной, в старом заброшенном рву, Его гончая — в поисках добычи, Ты сядешь на его белую шею, Много кто хотел бы полакомиться, |
Видимо, время распорядилось так, что баллада вяжется в нашем сознании чаще со смертью на поле битвы и верностью до гроба, нежели с супружескими кознями. Мы говорим: «Это ж баллада!» — и перед глазами всплывают благородные (былинные) образы.
В том же сборнике обнаружил я и балладу «Три ворона», сочиненную позже «Двух…». По мнению Вальтера Скотта, она «rather a counterpart than a copy of other» ( «скорее противопоставление, чем копия предыдущей»). Под «other» имеется в виду шотландская баллада «Два ворона» (The twa corbies), за перевод которой и взялся Пушкин.
Этот более поздний вариант с «тремя воронами» интересен тем, что им так и не довелось пообедать убитым, потому что их не подпустили к телу убитого ни «свора верная», ни «быстры соколы», ни «дева молодая». Которая хоронит возлюбленного и «на могиле умирает». Поэтому баллада о трёх воронах завершается такими строчками (перевод С.Степанова):
Дай, Бог, таких нам похорон,
И псов, и соколов, и жен!
.
29 ноября 1998 г.
Сергей Плахотников
.
.
.
Сам себе РЕЖИССЁР → Литература → Восхождение к ДОСЛОВНОСТИ (7кл.,Пушкин)
.
.
.
оставить отзыв, вопрос или комментарий
вам нужно войти для того, чтобы оставить комментарий.